ТРАГИЧЕСКАЯ ГИБЕЛЬ ПИСАТЕЛЯ ВСЕВОЛОДА ГАРШИНА
С ПОЗИЦИЙ СОВРЕМЕННОЙ СУИЦИДОЛОГИИ
Оборвавшаяся в 33 года посредством самоубийства жизнь талантливого русского прозаика Всеволода Михайловича Гаршина оставила немало загадок, подойти к расшифровке которых более-менее полно можно лишь сегодня, спустя более 120 лет с его гибели. Материалами для подготовки настоящего сообщения послужили свидетельства современников, знакомых и родственников писателя [1, 2, 3], а также научно-методические руководства медицинского характера, увидевшие свет в течение последнего десятилетия [6]. Творчество классика русской литературы В. М. Гаршина складывалось и развивалось в условиях 70-80-х годов ХІХ века (постреформенная эпоха, последовавшая вслед за отменой крепостного права в царской России). Общественная жизнь казалась в ту пору относительно устойчивой: тогда ещё не было мировых вооружённых конфликтов и не наблюдалось революционных потрясений. Но так только казалось на первый взгляд.
Современники с горечью отмечали, что эта эпоха была переполнена гнётом, мучениями и ужасами, которым, казалось, не будет конца. После реформы 1861 года крестьянство разорялось и повсеместно голодало, труд заводских рабочих был неимоверно тяжёл и крайне скудно оплачивался. Интеллигентски-разночинское «хождение в народ» не принесло ожидаемых результатов, а убийство Александра ІІ, совершённое народниками 1 марта 1881 года, привело к установлению жесткой политической реакции в стране.
«Властительница дум» – великая русская литература активно противостояла гнетущей атмосфере тогдашнего современного порядка, базирующегося на финансовом могуществе и произволе власть предержащих. Именно в 80-х годах Лев Толстой подверг беспощадной критике государственное насилие над личностью. Салтыков-Щедрин тонко вскрывал сущность общественно-политической реакции с помощью своей беспощадной сатиры. В произведениях Глеба Успенского в полный голос звучала скорбь и боль за современника, вставали образы людей тревожной мысли и «больной совести», живущих в удушающей обстановке «власти капитала». В конце 70-х – начале 80-х годов в русской литературе появились первые рассказы и повести А. П. Чехова и В. Г. Короленко.
К этой блестящей плеяде представителей критического реализма по праву принадлежал и В. М. Гаршин.
Родился Всеволод Гаршин 2 февраля 1855 года в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии в имении бабушки по материнской линии в дворянской семье скромного достатка. Род Гаршиных был довольно древним. По семейному преданию родоначальник Мурза Горша (Гарша) вышел из Золотой Орды и при Иване ІІІ был крещён, ему и затем его потомкам достались земли в Воронежской губернии, где Гаршины долгое время жили. Дед по отцу будущего писателя Егор Архипович был человеком крутого и властного нрава: порол мужиков, пользовался правом первой ночи, заливал кипятком фруктовые деревья непокорных однодворцев. Он судился всю жизнь с соседями, сильно расстроил своё крупное когда-то состояние, и отцу Всеволода досталось всего 70 душ в Старобельском уезде.
Отец писателя Михаил Егорович Гаршин окончил 1-ю Московскую гимназию и два года проучился на юридическом факультете Московского университета, а затем «увлёкся военной службой» (его собственные слова) и поступил в Кирасирскую дивизию.
В 1848 году, находясь с полком на Северском Донце и «ездя по помещикам с офицерами» [1,317], он познакомился с Екатериной Степановной Акимовой, на которой и женился. Дед будущего писателя по материнской линии был отставным морским офицером и слыл среди помещиков Бахмутского уезда опасным вольнодумцем и даже «помешанным». «Помешательство» его состояло в том, что в голод 1843 года он заложил своё имение, занял денег и привёз большое количество хлеба из России, который даром раздал голодавшим, своим и чужим. Умер Степан Акимов довольно рано, оставив пятерых детей, старшая из которых, мать будущего писателя, была весьма образованной для того времени девушкой. Всеволод родился третьим ребёнком в семье. Вместе с полком семья Михаила Гаршина часто переезжала с места на место, а в 1858 году отец Всеволода, получив наследство от своего умершего отца, вышел в отставку, купил дом в Старобельске, находившийся в 12 верстах от их родового имения.
«Современник» домашний учитель П. В. Завадский. Для целей нашей настоящей работы будет небезынтересно отметить, что в период от четырёх до восьми лет маленький Сева пережил немало психо-эмоциональных потрясений. В своей «Автобиографии» В. М. Гаршин так сказал об этом: «Пятый год моей жизни был очень бурный. Меня возили из Старобельска в Харьков, из Харькова в Одессу, оттуда в Харьков и назад, в Старобельск (всё это на почтовых, зимою, летом и осенью); некоторые сцены оставляли во мне неизгладимое воспоминание и, быть может, следы на характере. Преобладающее на моей физиономии печальное выражение, вероятно, получило своё начало в эту эпоху» [1,318].
Для целей нашего сообщения весьма важно это автопризнание писателя, опубликованное уже после смерти Гаршина С. А. Венгеровым. На хрупкую и чуткую душу юного Севы (и его братьев) повлияло и расставание с родителями: увлёкшись П. В. Завадским, мать Гаршина сопровождала их бывшего домашнего учителя в ссылку в Петрозаводск, а затем со старшими сыновьями стала жить в Петербурге, а Сева остался с отцом в Старобельском уезде. Именно в эти годы мальчик перечитал горы книг, и никогда больше в его короткой жизни он так много и с таким упорством не читал. Кроме произведений детской литературы это были сложные для юного восприятия статьи из журналов «Современник» и «Время»…
Сильно подействовали на Всеволода книги Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» и «Жизнь негров», прочитал он и «Собор Парижской Богоматери» В. Гюго, а также «Что делать?» Н. Г. Чернышевского… Читал он Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Жуковского, отметив в «Автобиографии», что «… это раннее чтение было, без сомнения, очень вредно» [1,319].
Летом 1863 года мать увезла Всеволода в Петербург. Из уединённой, тихой и спокойной провинциальной обстановки восьмилетний мальчик попал в шумную, никогда не пустовавшую Петербургскую квартиру Екатерины Степановны, которая любила людей и всегда умела собрать их вокруг себя в большом количестве.
В 1864 году Гаршина отдали в гимназию №7, располагавшуюся на 12 линии Васильевского Острова. Учился Сева не очень хорошо, поскольку много времени тратил на постороннее чтение, да и болел подолгу, поэтому семилетний курс обучения у него превратился в десятилетний. В это время у Гаршина начали проявляться первые явные симптомы душевного расстройства: появились смутные стремления борьбы с «мировым злом». А. Н. Алимов (товарищ Гаршина по гимназии) в своих воспоминаниях так об этом писал: «Нередко бывало, что этот весёлый на вид, беззаботный гимназист вдруг присмиреет, смолкнет, будто недоволен собой и окружающим, будто горько ему, что кругом недостаточно умного и хорошего. Иногда при этом с уст его срывались замечания о том, что необходимо бороться со злом, и высказывались подчас очень странные взгляды, как устроить счастье всего человечества» [1,249].
болезни нельзя было бы назвать частыми, но они выбивали молодого человека из колеи и не позволяли продуктивно учиться и эффективно интеллектуально трудиться. Ситуация усугублялась генетическими механизмами душевного нездоровья: дед по отцовской линии был крайне неуравновешенным, неуживчивым и мстительным человеком, а отец страдал явным психическим заболеванием. Известно так же, что один из старших братьев Всеволода покончил жизнь самоубийством в молодом возрасте.
Эта статья не претендует на исчерпывающее объяснение причин ухода из жизни в 33 года талантливого русского прозаика В. М. Гаршина, однако мы попытаемся с позиции современной суицидологии проанализировать раннюю кончину любимого миллионами читателей талантливого автора.
Как известно, суицидальное поведение является специфическим для человека поведением, включающем (согласно модели суицидального континуума) суицидальные мысли, тенденции, намерения, высказывания, суицидальные попытки и завершённый суицид (самоубийство) [6, 92]. Многие современные авторы считают, что явление суицида должно быть изъято из перечисленного выше ряда в силу того, что люди, совершающие попытки, и лица, совершившие суицид, представляют собой два довольно дифференцированных контингента индивидуумов. И всё же в психиатрической литературе преобладают воззрения на суицидальное поведение как на некий усиливающийся во времени (при злокачественном течении) процесс. Исследователи считают, что самоубийство как таковое представляет собой область междисциплинарных поисков и включает массу аспектов и нюансов: от философских, социокультурных, психологических до медицинских, нейробиологических и генетических. В данном разрезе личность и судьба Всеволода Гаршина представляет много интересных фактов, позволяющих вскрыть (хотя бы в первом приближении) механизмы его раннего самоубийства.
Как известно, после окончания реального училища в 1874 году Всеволод мечтал поступить в Медико-хирургическую академию (он очень интересовался естествознанием), однако выпускников реальных гимназий туда согласно только что вышедшему постановлению Министерства просвещения не принимали. И хотя инженерная карьера Севу никак не привлекала, Гаршин был вынужден поступить и учиться в горном институте. Ещё один удар по самолюбию и вынужденное занятие в общем-то далеко не любимым делом. Учение в Горном институте было прервано военными событиями. Начавшаяся в апреле 1877 года война России с Турцией за освобождение балканских славян властно побудила Гаршина отправиться в качестве вольноопределяющегося в один из военных пехотных полков. Вместе с простыми солдатами, полюбившими 22-летнего студента-добровольца, он совершил тяжёлый поход по Дунаю, а 11 августа в сражении при Аясларе Гаршин получил ранение в ногу. По окончании войны его произвели в офицеры, однако Всеволод вышел в отставку и целиком отдался литературному творчеству. Следует упомянуть, что первый свой очерк «Подлинная история энского земского собрания», основанный на материалах старобельских наблюдений Гаршина, был им опубликован ещё в 1876 году, однако подлинная слава пришла к нему после выхода в свет в «Отечественных записках» рассказа «Четыре дня», потрясшего тогдашнее российское общество. К этому рассказу тесно примыкает очерк «Аясларское дело» и маленькая новелла под названием «Очень короткий роман». Тема военных бедствий и страданий простого солдата всесторонне охватывает эти произведения. В конце 70-х годов Гаршин задумал написать цикл рассказов «Люди и война», однако замыслу не удалось осуществиться. В произведениях, посвящённых мирной жизни, Гаршин властно берёт многочисленные социальные противоречия в их будничном обличье, однако в его изображении эти противоречия особенно ужасны. Чтобы увидеть и отобразить их, автору требовалось пережить настоящие душевные потрясения. Именно внезапно ужаснувшись, можно было попытаться вывести обывателя из пассивного участия в творимом повседневно зле. Герои Гаршина, сталкиваясь с фактами повсеместной социальной неправды, мучительно задумываются над своим положением, у них становится пробуждённой мысль и совесть. Одна сторона социальной трагедии по Гаршину – физические и нравственные страдания безвинно обречённых человеческих существ, а другая сторона состоит в том, что эти страдания лишают душевного спокойствия, да и возможности полноценно жить мыслящих и остро чувствующих людей, пока не принадлежащих к числу обречённых, «униженных и оскорблённых».
Предметом нашего рассмотрения не будут филологические и литературоведческие механизмы творческого таланта Гаршина. Нам интересны истоки его душевного недуга, столь рано оборвавшие жизнь мастера социально-психологического рассказа.
«питали впечатления действительной жизни», оказавшиеся мучительными для нездорового психо-эмоционального статуса Гаршина. Историк литературы, критик и лингвист Ф. Д. Батюшков в своих воспоминаниях [1, 375] писал: «… Гаршин представляется таким человеком, который, с одной стороны, стремясь быть выше и лучше других, с другой, тяготился своими преимуществами: ему всю жизнь было «стыдно быть хорошим», т. е. образованным, интеллектуально и эстетически развитым человеком…»
Писатель и библиограф Павел Васильевич Быков (1843-1930) в заметках «Писатель-мученик, человеколюбец (несколько слов о В. М. Гаршине)» приводит такие слова Гаршина: «Я должен соприкасаться с гнетущей действительностью, и потом меня ещё как-то давят недобрые предчувствия… Точно около меня проходят разнообразные тяжелые сны и болезненно задевают меня. То я вижу себя утопающим, то яростно вызываю кого-то на поединок, то попадаю в зверинец, вижу, как тигр разламывает клетку и бросается на меня, я лежу окровавленным, привлекая толпу праздных зрителей, выражающих мне ненужное сочувствие и любопытство.
Вы можете по этому судить, какой силой обладает моё воображение; меня лихорадит от этих кошмаров, от проходящих теней, снующих мимо меня. Это – тени жизни, тени её бремени, которые нести мне подчас не под силу» [1, 379]
Тоскливое чувство неудовлетворённости, которое никогда не угасало, порождая в душе печаль, и «проклятые вопросы», на которые жизнь не давала ему ответа, создавали тот фон, на котором болезнь прогрессировала. Антонина де-Лазари (урожденная Александрова) писала в воспоминаниях, что её сестра Раиса была предметом увлечения молодого Всеволода Гаршина, однако «…ввиду болезненной наследственности в семье Гаршиных, как мать Всеволода Михайловича, так и мать моя, старались, по возможности мягко, отвлечь молодых людей от мысли сочетаться браком…» [1, 353]. Она продолжает: «Зачатки грозной болезни, унесшей талант и душу Гаршина, уже начинали сквозить в его жизни отдалёнными зарницами. Порою он.. делался мрачен, порою отстранялся от всех, и только мы, наш юный, беспечно и радостно настроенный кружок, ещё отвлекали его от тяжелых мыслей и душевной тоски» [1, 353]
Существует версия о том, что Гаршин покончил жизнь самоубийством после знакомства с картиной И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван», однако эта версия не выдерживает серьёзной критики. Позировал Гаршин Репину для этюда по этой картине в 1883 году, т. е. за пять лет до смерти. Сам Илья Ефимович видел Гаршина за неделю до катастрофы в Гостином Дворе. Вот как пишет Репин: «Мне захотелось побродить с ним. Он был особенно грустен, убит и расстроен. Чтобы отвлечь мой упорный взгляд, обращенный на него, Гаршин сначала попытался шутить, затем стал вздыхать, и страдание, глубокое страдание изобразилось на его красивом, но сильно потемневшим за это время лице… Бродили мы часа два, всё больше молча. Потом Гаршин вспомнил, что ему очень необходимо спешить по делу, и мы расстались… навеки…» [1, 388].
«Иван Грозный», то по его словам, он не спал всю последующую ночь, а первым его впечатлением были слова, произнесённые дрожащим от волнения голосом: «Зачем, зачем столько крови?...» Любопытно, что, видимо, что-то особое «влекло его к этой крови, и он почти каждый день, идя на службу, заходил на несколько минут на выставку…» [1, 388]
Сам Гаршин в письме к своему товарищу по реальному училищу и горному институту Владимиру Латкину 20 февраля 1885 года так писал: «В каком бы восторге был ты теперь, увидев «Ивана Грозного» Репина. Да, такой картины у нас ещё не было, ни у Репина, ни у кого другого – и я желал бы осмотреть все европейские галереи для того только, чтобы сказать то же и про Европу… Представь себе Грозного, с которого соскочил царь, соскочил Грозный, тиран, владыка, – ничего этого нет; перед тобой только выбитый из седла зверь, который под влиянием страшного удара на минуту стал человеком. Я рад, рад, что живу, когда живёт Илья Ефимович Репин. У меня нет похвалы для этой картины, которая была бы её достойна» [1, 335]. Поэт, публицист и переводчик Н. Минский (настоящее имя Виленкин Николай Максимович) на свежей могиле В. М. Гаршина сказал: «Без него нам стыдно жить!» Лучше не скажешь…
Список использованной литературы
– М.: Правда, 1985. – 416 с.
2. Краткая Литературная Энциклопедия. Гл. ред. А. А. Сурков. – Т. 2. – М.: Сов. энциклопедия, 1964. – С. 79-81.
– М.: СЛОВО, Эксмо, 2006. – с. 316 – 318.
– М.: Сов. Россия, 1984. С. 3-20.
– Л / Редкол.: Б. Ф. Егоров и др.; Под ред. П. А. Николаева. – М.: Просвещение, 1990. – С. 164-169.