105. Е. С. Гаршиной
Бивак у деревни Коцелево,
верст 10 к востоку реки Карс-Лома.
1877, 21 июля.
Вчера я послал вам только несколько строк, потому что офицер, ехавший на почту, уже собрался, когда я узнал, что будет "оказия)). Вы, вероятно, знаете о бое 14-го июля, в котором участвовали роты нашего (138) и Нежинского (137) полка. В бою были 1, 2, 6 и 2 стрелковые роты (7 и 8 стояли в резерве), а с нежинцами всего было в деле 9 рот. Турок было, говорят, до 5000 т. и на сильной позиции. Несмотря на то, они побиты, Азис-паша и полковник-венгерец (у него на клинке я сам видел надпись: Patrona Hungariae Virgo Maria). Убитых множество. Наши потери тоже немалы: 2-я стрелковая рота потеряла убит(ыми) и ранеными-- 52 человека! Правда, она пострадала больше других.
Здесь были лучшие турецкие войска, вооруженные превосходными ружьями (Пибоди и Мартини). Патронов они не жалели до того, что на позиции прямо стояли цинковые ящики с патронами.
В то время, когда был бой, наша рота стояла на аванпостах в другой стороне нашего бивуака. С нашего главного караула мы видели, как ушел наш батальон, а скоро услыхали и выстрелы (турки были за 12--15 верст, на самом Рущукско-Разградском шоссе). Если бы тревога случилась часом позже, мы были бы сменены шестою ротою и пошли бы в бой. Вместо этого мы остались на аваппостах на вторые (сутки), а потом, когда пришли измученные роты, бывшие в деле, остались стоять и третьи; сутки. Это было очень тяжело.
Турки были разбиты, но наши не остались на позиции, а ушли сначала на свой бивуак (где оставались мы), а потом и сюда, в Коцелево. Отсюда наш батальон ходил на место боя (верст 20--22) убрать мертвых, и я видел не особенно красивую картину. Турки - огромный народ, жирные и еще более раздулись от лежанья на жаре. Зловоние ужасное. Но мы были вознаграждены за все - нашли раненого. Пять суток лежал он в кустах с перебитой ногой. Несколько раз турки ездили мимо него, но не замечали. Наконец 19 июля, через пять дней после боя, наша 6 рота набрела на несчастного.58 Его подняли и принесли в Коцелево. Жизнь его вне опасности. Вот уж именно спасшийся чудом!
Теперь, кажется, нам долго еще не придется быть в деле. Не бойтесь за меня, дорогая мама! Кажется, я и вернусь, не побывав под пулями: видно, не судьба!
решительно ни на волос не увеличивают удобств. Все, что можно на них сделать, это купить по страшной цене водки, колбасы (4 фр. фунт самой скверной) или рахат-лукуму (12 фр. коробка) у нашего маркитанта. А между тем вы лишаете себя многого, посылая мне ничего не стоящие для меня деньги.
Мы ходили на место боя двое суток и в это время ели только сухари да еще сливы (4 сорта и отличные) и мед, найденный в пустой болгарской деревне. Была и птица, но не в чем было ее сварить, так как мы, выйдя налегке, не взяли с собой котелков. Да и некогда было. Этих неудобств деньгами не устранишь. С нетерпением жду вашего письма с деньгами, но не из-за них. В письме на имя Васи вы говорите, что письмо с деньгами большое, я и жду в нем разных подробностей о Ег. Мих. и прочем и А<лександро>вых.
Вскоре после получения этого письма Рая, я думаю, приедет в Х<арьков>. (Ведь письма идут так долго!) Скоро буду писать и ей. Что поделывает Женя? Не найдет ли он минутки приписать ко мне несколько строк?
Видно мои нервы совершенно окрепли. По крайней мере, вид поля битвы (через 5 жарких дней после боя) не произвел во мне никакого "потрясения". Я даже был чересчур спокоен. Странно, мне кажется, что если бы я увидел эти обезображенные оружием и временем трупы нарисованными, или прочел бы описание их a la Hugo или Эдг. Поэ, то более бы "содрогнулся". Наши убитые солдаты имеют гораздо менее ужасный вид. Их меньше раздуло (худощавый все народ), и лица их не такие искаженные. И до свиданья, моя дорогая мама! Верьте, как верю я, что оно сбудется. Война не долго протянется - уж плохо приходится туркам. Если война кончится раньше 1-го декабря (наш срок службы), то я переведусь в Хар. губ. батальон и дослужу там свой срок, а потом - в Питер. И там буду работать не по прежнему, уже не стесняясь никакими программами и не будучи обязанным сидеть за пробирными искусствами и гидравликами.
До свиданья, дорогая моя. Крепко, крепко цалую вас. Женю тоже. Всем поклоны.
Послано 22 июля.
58 Эпизод этот, положенный Г. в основу фабулы "Четырех дней", в официальной "Истории 138-го пехотного Волховского полка" изложен следующим образом:
"Через четыре дня после Есерджинского боя 2-й баталион нашего полка послан был хоронить убитых. Окончив работу, баталион двинулся; уже обратно и, проходя цепью через кусты, случайно открыл в густой чаще раненого, рядового 2-й стрелковой роты Василия Арсеньева.
"Несчастный был ранен в обе ноги и беспомощно пролежал четверо суток. После подания помощи его благополучно доставили в полк, а затем и в госпиталь. Там Арсеньев рассказывал, что он, лежа в кустах, часто слышал голоса, но не решался крикнуть, не зная - турки это или русские.
"-- Питался я, рассказывал раненый, - водой из фляжки, снятой с лежащего рядом убитого турка. Голод и боль в ногах еще ничего бы, а пуще всего донимал меня запах от соседа-турка, который от жары уже разлагался.
" ("Краткая история 138-го пехотного Волховского полка", Рязань 1892, стр. 32).