108. Е С. Гаршиной
Ковачица. 3 авг. 77
Дорогая мама! Вчера я получил письмо от вас и Раисы. В Коцелеве Вася полечил от вас письмо, в котором говорилось, что мне выслано 60 р. Письма с этими 60 р. я до сих пор не получил. Не думаю, чтобы оно пропало. Вероятно, застряло где-нибудь. Но меня очень интересует самое письмо: во-первых, потому, что оно, как вы пишете, большое, а во-вторых, Р. пишет мне, между прочим, что "именье продано". Между тем в вашем последнем письме об этом ничего не сказано, конечно, потому, что в письме с деньгами сказано все, что касается до этого дела. Имейте это в виду; в вашем следующем письме я просил бы вас повторить содержание письма с деньгами.
Живем мы благополучно изо дня в день. Скука ужасная, сидим на месте, ждем турок из Разграда. Пойдут ли они на нас, чтобы сбить наш отряд и прорваться к Тырнову, или убоятся, не знаю. Должно быть струсят, хотя числом их, вероятно, больше.
В одном из ваших писем вы пишете, что вы знаете из газет о нашем местопребывании на "знаменитом Коссовском поле". Это вовсе не то Коссово. Знаменитое Коссово п. от этого верст 200--300, в Старой Сербии.
Получили ли вы мое письмо с турецкою кредиткой? С этим письмом посылаю через вас письмо и к Р. Если она еще и не приехала, то не посылайте письма в С<таробельск>. Во всяком случае письмо это дойдет в X. не раньше 18--20 авг., так что недолго останется до приезда Ал<ександровы>х в Х<арько>в.
Несколько дней назад у нас шли проливные дожди. В первую" ночь пришлось жутко, потому что в палатку подтекло, и нас вымочило насквозь. Утром окопали палатку, высушились и потом благополучно спали совершенно сухие. Что бы это было без палаток? Впрочем нам пришлось мокнуть и без палаток сначала до Бухареста.
Здоровье наше (т. е. войск) пока ничего себе. Есть больные, но не то, чтоб очень много. Большею частью болеют поносами, но серьезной формы болезни пока еще не бывало. У турок в Разграде, говорят, кровавый понос.
От сиденья на месте и ничегонеделанья офицеры дуются в карты, пьют. Конечно, не все практикуют и то и другое занятие, но каждый непременно избрал себе одно из них. Генералитет наш доходился до того, что вчера плясал канкан под звуки полкового оркестра. Представьте кадриль: три полковника и генерал! Все лысые... А кругом делая куча "нижних чинов" любуется поучительным зрелищем. У меня все нутро перевернуло. Так и вспомнились слова А. И.:
Солдат наш грудью брал...
Да что! Писать много нельзя. Что хотелось бы передать, то можно передать только лично.
Вчера же получил от Миши Малышева письмо такого содержания: "Еду охотником. Расскажу всё по приезде. М. М. 12 июля, Спб". Больше ничего. Он еще раньше писал нам об своем намерении ехать в армию. Ему ехать - это совершенная глупость. Долго было бы объяснять вам - почему. Воинской повинности он не подлежит. Ждем его, конечно, с нетерпением, но в то же время, конечно, и с огорчением.
Скоро кончится война или нет, вам лучше знать, так как вы вовремя читаете газеты. Но мне кажется, что скоро. Ах, какая будет радость, когда я всех вас увижу! Дорогая моя мама! Верьте, что я вернусь живой и бодрый. Если имение действительно продано, уедем в П<етербург>, там найдем себе дело.
где и тепло и сыто, и виноград растет - я ни за что не остался бы.
Иногда ужасно тянет в Россию. Не говоря о том, что тянет к своим, просто хочется увидеть самую землю-то русскую.
До свиданья! Цалую вас и Женю. Кланяйтесь всем. Людвигу Ивановичу <Прохаско> низкий поклон. Спасибо, что не забывает меня.
До свиданья, мама.
В. Г.