239. Е. М. Гаршину
Николаев, 1882 г. 22/III
Дорогой брат! Получил я твое письмо и очень им огорчился: очень уж ты на себя безнадежно смотришь. Аттестовать себя человеком без знания, уменья (или чуть ли ты не написал даже "ума" (!!) --письма с собой теперь нет) и таланта - ты, право, не имеешь никакого права. - Прости за какофонию. - Ты только еще начинаешь писать: мало ли людей, начинавших бесконечно хуже тебя! Посмотри хоть первые рецензии самого Белинского: сколько там ошибок, длиннот! И он даже в твои годы не умел попадать в самую жилу книжки. Больших твоих статей я не знаю, но по маленьким кусочкам в "О. З.", "И. В." и "З. В." вижу ясно, что слог у тебя становится лучше, мысль увереннее. Право, нечего вешать нос. Если бы ты занимался художественной литературой, то, конечно, в случае написания тобою плохих вещей я посоветовал бы бросить. Там уж видно, куда линия идет. А критика, публицистика, история - это совсем другое. Образования - если по-твоему теперь мало, так ведь тебе только 21 год. Обернись на два года назад: то ли ты знал, что знаешь теперь? Работая, невольно наберешься знаний. Наконец - весьма важное - ты знаешь языки, это - половина всего.
За что ты Таню обозвал "угнетенною невинностью"? Что другое - а этого в ней, право, не заметно. Провела она довольна беспутно 4 месяца и в этом вполне сознается и не стыдится. Да и то сказать - "девице в 19 лет" почему и не плясать. Даже благопотребно. Весьма рад, что г-жа Лебедева берет "Коломбу", но отдавать ей сказку не хочу. Из твоего письма вижу, что "Устои" вовсе и не хотят моей сказки, а это только предположения твои и мамины. Если так, то не надо ее и вовсе печатать. Да я вообще не думал, чтобы ты стал "доводить ее до сведения тех, кому о ней ведать надлежит", как ты пишешь. Какая в этом надобность? Ведать ее надлежит маленьким Гердам, Линочке и К0 бы мог, то во всяком случае не начал бы писать о "херсонском народе", не потому, что он "херсонский" и неинтересный, а потому, что ни уха, ни рыла в нем не смыслю, так как дальше камеры его не видел. Писать о нем мне было бы так же легко, как писать романы из великосветского быта. Почему не видел, почему не интересовался - это другой вопрос. Может быть потому, что кроме недоверия к себе и презрения я не встретил иных чувств. Лезть же на эти прекрасные вещи при моей вообще оказии, яселание написать какую-нибудь "Маланью" меня заставить не может175. Да по правде сказать, интересен "народ" только как материал для исследований вроде Гл. Ивановичевых. А я этого не умел никогда и не умею.
Поступлю лучше, если возмогу, в полк и буду себе дотягивать.
дорогой мой.
Крепко любящий тебя
Кланяйся Гердам, Латкиным, Виленкину. Красносельский - прекрасный, умный иудей. Совсем Шпиноза. Поклонись, если увидишь.
175 "Маланья" - пародическое название сентиментальных либерально-дворянских повестей из крестьянского быта, термин Салтыкова-Щедрина в "Дневнике провинциала в Петербурге" (1872 г.) Ср.: Я даже написал одну повесть (я помню, она называлась "Маланьей"), в которой самыми негодующими красками изобразил безвыходное положение русского крепостного человека... Я помню, что в "Маланье" я очень живо изобразил, как некоторый Силантий томится в темной вонючей конуре. И за что томится! - за то только, что не хочет "с великим своим удовольствием" предоставить свою дочь Маланью любострастию помещика Пеночкина! (гл. IV)... Увы! время "Маланий" прошло безвозвратно! Никто теперь так не пишет, никто так не мыслит, и уж, конечно, никто не переписывает своих "Маланий" набело и не переплетает их! Очевидно, что вход в литературу закрыт для меня навсегда и что мне остается только скитаться по берегу вечно кипящего моря печатного слова и лишь издали любоваться, как более счастливые пловцы борются с волнами его!" ("Дневник провинциала", гл. V).