253. Н. М. Золотиловой
Мураевка, 23 июля 82 г.
Наконец-то я выбрался из Питера, голубушка моя. Получила ли ты книжку и карточку? Боюсь, что этот вопрос останется без ответа, так как ты, пожалуй, уедешь с своего завода в Москву и далее. Отвечай мне хоть строчкой, получила ли это письмо; если оно не застанет тебя в Ярославле, то мы, значит, до осени не будем знать, куда писать друг другу.
С книжкой я все дела покончил: 12-го она вышла, 14-го получил телеграмму от Володи о том, что он в Москве, а 15-го выехал в М<ураевку>. Нашел своего любезного друга бодрым и веселым, только здоровьем плох. В прошлом году он, бедный, на пожаре схватил огромную лестницу и почувствовал, что у него в спине что-то треснуло или лопнуло, но не смотря на это, все-таки схватил лестницу и потащил. С тех пор у него спина все болит: согнуться не может, бедный. За границей думает побывать у ученых докторов.
<олодей> прожили три дня, при чем в первый день по случаю свиданья очень выпили, к моему постоянному угрызению. Видели выставку (большую), передвижную выставку, картины Куинджи. Ну, да все равно. Поехали сюда, видели Кукуевскую яму. Страшно посмотреть, что это такое.191 Сюда: приехали во вторник. Совестно было мне и смотреть на здешние места. Какое, Надюша, это глупое чувство! Ведь совсем тогда был больной и глупый, а все-таки конфузно и неловко перед Филатовым и всеми. Ну, да ничего, обошлось. Липочка похудела, очень рада, что едет за границу; ко мне относится дружелюбно, как года три, четыре тому назад. А ты, скверная женщина, не могла-таки не кольнуть меня в письме тем, что я "увижу своих прежних друзей" и пр. и пр. Ну и увидел, и что же?
Сегодня мы втроем едем в Орел. Оттуда Латкины, взяв паспорт, поедут в Саксонию, Тироль, Италию, Швейцарию и пр., а я в Спасское-Лутовиново. Туда прошу и писать мне так: г. Мценск (Орловской губ.), село Спасское-Лутовиново, Ивана Сергеевича Тургенева, Вс. Мих. Гаршину.
Когда подумаешь, что до начала октября еще больше двух месяцев осталось, Надик, право, очень скучно. Хоть бы ты недельки на две пораньше явилась в Петербург. Володя - чорт их знает, как они всё это узнают: ему в Баку Дорошенко "помирились", а как узнал Дорошенко, решительно не понимаю (должно быть, матушка наговорила), - так Володя смеется надо мною и уверяет, что я тебя совсем не люблю, потому что иначе ни за что не согласился бы разъехаться на целые 4 месяца. Пусть их: дураки. По правде сказать, мне, очень досадно, что все сие получило огласку; поверь мне только, что в ней я ни сном, ни духом не виноват. Скверные сплетники.
Завтра приеду в Спасское, осмотрюсь, а послезавтра засяду писать, просто руки у меня чешутся, так хочется что-нибудь новое выдумать. Думаю к сентябрьской или октябрьской кн.. "Записок" непременно написать или об Венедикте (что я тебе рассказывал) или из войны, или сказку новую (давно уже у меня* в голове вертится).192 "Людей и Войну", на что нужно много времени и что может быть оплачено только очень не скоро.
Напиши мне, родная, получила ли это письмо и куда тебе писать. Два месяца не знать ничего об тебе - для меня теперь больше, чем тяжело. Надя, Надя, когда ты только поверишь, что я тебя в самом деле, не выдумывая, не фантазируя, люблю. И все острее и острее делается во мне чувство скуки и пустоты без тебя. Дальше писать нельзя: сквозь конверт будет видно. Цалую тебя тысячу раз.
Твой В.
На конверте: В "Дружина", на Константиновский завод. Е. В. Б. Николаю Федоровичу Никонову. Для Надежды Михайловны Золотиловой.
191
192 Из этих проектов осуществлен был только второй ("Из воспоминаний рядового Иванова"); план "Новой сказки" связан, возможно, с "фиалкой", над которой работал Г. в 1878 г., или с "Лягушкой-путешественницей", написанной в 1887 г.; замысел повести "Об Венедикте" (см. о нем еще в письме к матери от 3. IX. 1882 г.) остался нереализованным.