298. Е. С. Гаршиной
21/I 1884. СПБ.
Дорогая мама!
Я решительно не знаю, чем объяснить ваши две телеграммы; получив первую из них в среду вечером (мне принесли ее со службы), я даже подумал, не случилось ли в самом деле чего-нибудь с Женей, которого я в тот день видел утром, а Надя даже в четвертом часу. Женя, конечно, вполне благополучен и даже бегает не особенно много; по крайней мере я постоянно застаю его дома. Впрочем, что об этом говорить; вы уже, конечно, получили обе телеграммы (от меня и от Ж.) и успокоились.232 Какое у вас, дорогая моя, свойство, когда даже нет причин к особенному огорчению, создавать себе угрожающие призраки!
Мы живем вполне благополучно и смирно. В тот день, когда я вас проводил, я жестоко осрамился в Пушкинском кружке: пролопотал весь свой отрывок как дьячок, впрочем и публики-то было всего 100 ч., т. к. Грессер запретил танцы. Вчера, в пятницу, 20 янв. я венчал (был шафером) Юлю; до свадьбы храбрилась, бедная девочка, а перед самым венцом горько-горько плакала. Впрочем, за столом была очень весела и к мужу нежна. А сей последний влюблен, как кот. Совершенно некстати заболел у них Костя (накануне свадьбы) - припадок сердцебиения - 160 ударов пульса в минуту. Я никогда ничего подобного не видел.
Венчали, конечно, надув попа: О. О. и в церкви не была. Довольно парадно: певчие, кареты, хорошие ризы и благопристойный обед у Пузино. Ор. Пол. очень добрый старик; нужно было видеть, как он читал Юле нравоучение и гладил ее по головке.
Что вам сказать еще? Выдали мне жалованье, уже 150 р. в месяц. Пишу я довольно усердно, но никогда не был так недоволен своей работой: совсем, совсем не то выходит, что хочется. Хочется представить известное лицо умным, а выходит глупая тряпица. Может быть, оно так и следует? Не лучше ли слушать то непосредственное, что сидит у тебя в душе, и писать, не мудрствуя лукаво.
Вчера предлагали мне редакторство новой еженедельной газеты, которую задумывает кружок, в числе которого вы знаете одного Буткевича. Я начисто отказался, Христос с ними. Будет чз меня и беллетристики! Я не хочу уморить себя в два года, или, если не уморить, то посадить в сумасшедший дом.
Бедного Серг. Ник. <Кривенко> высылают или в Тамбовскую губ., или на Кавказ. Кто знает? Может быть, все к лучшему.
До свиданья, дорогая моя! Пишите почаще. Я буду стараться писать вам по субботам, но если я опоздаю на день или два, пожалуйста, не присылайте телеграммы, жив ли я.
До свиданья, дорогая моя. Надя кланяется. Всем поклон.
Ваш любящий В.
232 г. как сотрудник нелегального "Листка Народной воли" и участник организации подпольного "Красного Креста". Слухи об его высылке, о которых упоминает Г., были преждевременны (см. далее письмо No 345). О встречах с Г. "весною 1883 г." на вечерах у С. Н. Кривенко вспоминает Евг. Шольц, близкий в ту пору кругам революционного народничества. Как свидетельствует мемуарист, единомышленники Кривенко "чувствовали, что Г. человек иного духовного склада и при нем как-то смолкали", тем более, что от общения с ними Г. явно уклонялся и "никакого сочувствия к пострадавшим народовольцам не выражал" ("Киевская Мысль" от 24 марта 1913 г., No 83).