382. С. Я. Надсону
(Черновое)
< Конец января 1886 г.>
Милый Семен Яковлевич, давно я не писал Вам и, должна быть, заслужил таким поведением строгое порицание. Дабы очиститься, начинаю письмо мелким почерком; пусть будет большое, за два или три ординарных письма.
Во-первых, получила ли Ю. С. мое письмо, где я пишу о своих предположениях насчет приезда в Носковцы? Из него Вы можете видеть, что вероятно месяца через три мы с Вами увидимся. Хотел бы я и раньше съездить, но весьма важные государственные дела, касающиеся наших путей сообщения, требуют моего присутствия у самого горнила законодательной власти, государь мой. Ибо, если я сейчас же уеду в Носковцы, то произойдет всеобщее замешательство: поезды начнут ходить задним ходом, шиворот навыворот; свиньи, телята и пейзане поедут в первом классе, а действительные тайные советники и генерал-аншефы в скотских вагонах; за провоз сочинений Надсона и Гаршина будут брать по 10 к. за строчку и т. п. Во избежание таких бедствий - имеющих постигнуть мое любимое отечество, вследствие несвоевременного моего цинцинатства, я, м. г., долгом почитаю остаться здесь до мая, т. е. до учреждения двух новых комиссий: одной тарифной, а другой по поверке вагонов, дабы можно было возложить на оные тяжесть власти, как некогда Атлант возложил небо на Иракла, а самому расправить одервенелые члены поездкою на юг.
Теперь приступлю к сообщению Вам весьма [важного событ.] любопытных сведений об одном событии.
Мы праздновали юбилей А. Н. <Плещеева> в два приема: во-первых, в большом виде, у Попсе, где было 120 человек, а затем в ред. "Сев. Вестника", где были всё свои люди, человек 15, поднесшие юбиляру венок (серебряный) и при этом обедавшие. После обеда, когда все развеселились, стали просить В. Н. Давыдова (актера) спеть что-нибудь. Он согласился, но так как был нужен акомпанимент, то вся публика спустилась вниз к Давыдовым. Здесь-то и произошла трагедия. Давыдов спел; было вообще весело. Редактор тоже был весел и всё просил, чтобы спели "Утес", тот самый, который будто бы "есть на Волге". Были барышни: обе Плещеевы (ибо и младшая стала таковою), Лида; молодые люди: Кока, какой-то студент, моряк-гардемарин и пр. Чувствовалось желание танцовать, а тут кстати Васенька Яроцкий взял да и заиграл вальс. Я предложил руку Ал. Арк. <Давыдовой> и, в вихре вальса промчавшись с нею из будуара через зал, направился к своей супруге, дабы и с нею поступить таким же образом. Так как хотелось танцовать всем и даже Ал. Никол, изъявлял готовность исполнить юбилейный контрданс, то я думал, что я поступаю весьма хорошо и Ал. Арк. тоже. Но тут произошло событие.
Вдруг, как змеею ужаленна, с ложа * внезапно воспрянув,
Гаршина мудрой супруги, во врачеваньи искусной!
"Нет не останусь я здесь", прорекла она голосом мрачным.
Дверь отворила и вихрю подобно по лестнице мчалась.
Громко воззвали за нею вослед огорченные гости.
Плат из одежды изъяв и платом тем белым махая,
Быстро помчался за ней, переговоры желая
С нею открыть и склонить ее к пляскам веселым.
Гаршин смущенный наверх также поднялся печально.
"Что означает твое, многомудрая дочерь Паллады,
Быстрое бегство и вид, всех нас в унынье повергший?"
Так вопрошая и кротким стараяся видом и гласом
Деву смягчить, ожидал от нее он крылатые речи.
"Нет, не пойду я туда, - возопила неистово дева,--
Сколько молила я, чтобы "Утесом" мой слух усладили!"
Буйно вопила она, помавая руками, ногами,
Мудрой главой и исполненным важности носом.
Стал поводить он вокруг и молвил крылатое слово:
"Нет никогда я досель не слыхал от женами рожденных,
"Чтобы плясанием тешить себя называлось - пошлость!
"Сей же нелепый "Утес", которого жаждешь ты страстно,
"Пошлый поэт написал, и пошлее он песни не создал,
"Но если хочешь, то я против "утеса" не стану
"Спорить, и пусть даже пара сих диких утесов
"Слух твой наполнят вытьем и радостью мрачную душу",
Рек, обернулся и вышел поспешно из девы чертога.
<Примеч. Гаршина>.
Ей-богу не вру, милый Сеничка; всё описано буквально верно. Так и сказала: не пойду туда, где делают пошлости, где дрыгают ногами, А Александре Аркадьевне так даже: не хочу быть там, где танцуют. Оррер, оррер, сканапель истуар! Александра Арк. плачет, Лида плачет, ребенки плачут. Михайловский пишет мне письмо: как вы, мол, насчет "С. В."? Я пишу ему: при чем тут "С. В."? Ал. Арк. выходит из секретарей. Алексей Никол, вопит и бранится. Михайловский пишет Евреиновой письмо, она ему. Баронесса Икскуль Ф. Гильдебант (Руслан) дарит нам с Над. Мих. ангорскую кошку (всё воет о котах, подлая). Евреинова хочет ехать ко мне с визитом, но я разумеется приму ее с условием, если она согласится пройти со мною один тур вальса под аристон. Одним словом, оррер!
Ну так вот у нас какие дела, или вернее безделье. Чорт знает что такое! Пускай бы уж хоть талантливая была или дельный редактор, а то только и делает, что устраивает один нелепейший скандал за другим.
Я пишу это письмо во время съезда, который только сегодня кончился. Работы ужасно много и она протянется еще недели две-три без перерыва, а потом засяду писать: ужасно хочется.
Ну до свиданья, дорогой мой. Кланяйтесь Ю. С., В. М.
299
Наш друг Victor не очень благоденствует.
299 М. О. Меньшиков, приглашенный зимою 1885 г. в Носковцы, где гостил уже С. Я. Надсон (см. примеч. 284), судя по письму последнего к Г. от 23. XI. 1885 г., первое время являлся в деревенском обществе "культурным ферментом", ибо "бредил наукой и бредил вслух" (Бумаги В. М. Гаршина). Как свидетельствуют воспоминания Ю. С. Пащенко, записанные П. Тулубом, М. О. Меньшиков слишком, однако, "горячился, спорил, ораторствовал, не соглашаясь с Надсоном чуть ли не по всем вопросам литературной и общественной жизни, и уехал, оставив впечатление утомления и шума" ("Путь" 1913, No 3, стр. 36).