Гаршин В. М - Гаршиной E. С., 1 июня 1877 г.

98. Е. С. Гаршиной 

Дорогая мама! Маршрут наш опять изменили: вместо двух недель (получили ли вы мое нефранкированное письмо из Плоэшты?) мы пробудем в Баниасе только четверо или пятеро суток. Через неделю будем на Дунае.

В Плоэшты нас смотрел государь, поэтому я не имел времени пойти с бивака в город на почту и передал письма к вам и Р. без марок. Не знаю, дойдут ли они или нет.

В пыли и в поту пришли мы в Плоэшты, усталые, грязные. Но когда войска стали подходить к тому месту, где на сером коне стоял г<осуда>рь, солдат нельзя было узнать, так они воодушевились. Государь здоровался с каждою ротою, и как каждая рота кричала! Шли мимо него бодро, быстро, почти бегом. Он сильно изменился, постарел, побледнел. На его добром лице было так много грусти, что все солдаты заметили это и говорили: "Жалеет он нас! Видно, и у него воля не своя". Вообще в царя они влюблены. Вечером он приехал на бивак, чтобы еще раз посмотреть нас.⁵⁵ Тут, между прочим, наш генерал доложил ему о нас с Васей; мы до сих пор не были зачислены, потому что штаб дивизии еще не догнал нас, и государь приказал нас зачислить.

Жары стоят ужасные, идем мы в белых рубахах. Я просил бы вас выслать мне одну белую холщевую (толстую) рубаху обыкновенного русского покроя (косоворотку), только не длинную. А то казенные сделаны из какой-то бязи, которая рвется, да вдобавок сшита моя рубаха так, что ворот не сходится.

От вас я получил одно письмо с новым адресом, от Раи - два, от Володи - два. Спасибо нашим друзьям, что не забывают.

Ив. Ег. Малышев тоже прислал нам письмо; мы будем просить его, чтобы он высылал нам за бандеролью прочитанные нумера газет. Хоть через две недели будем читать, а все-таки будем знать кое-что о Питере и России.

Сегодня едем в Бухарест по билету от ротного командира "по казенной надобности". Вообще же солдат пускают туда с большим трудом.

Это, вероятно, последнее письмо, которое вы получите от меня через румынскую почту. Теперь придется писать через военную, что и медленнее и неудобнее. Поэтому не придавайте особенного значения тому, что мои следующие письма будут, быть может, очень редки.

От нас до Бухареста верст шесть; город, кажется, большой. Мы с В<асей> снялись бы, да некому поручить взять наши карточки, а на фотографа надеяться нечего. Вообще румыны извлекают из нас всевозможную пользу. Дерут немилосердно. Страна богатая, сенокосы роскошные, а за сено платить приходится 57 коп. пуд.

Пишет ли вам Володя? Р. писала мне, что пишет.

месяца мы не будем ни в чем нуждаться.

После смотра государя начальство (генерал) сделалось гораздо добрее и снисходительнее. Приказано было, как говорят, возможно облегчить людей. Поход наш сделал нашу дивизию одною из лучших для боя частей войск. Один переход мы сделали в 50 верст (прежде думали, что 45). Правда, многие попадали, но потом подтянулись. Мы с Васей ни разу не отстали даже. Вообще мое здоровье оказывается гораздо лучше, чем я думал.

В переходы по 70 в<ерст> я теперь решительно не верю. Они возможны разве только без ранцев.

Сейчас услышал (когда писал это письмо), что черногорцы наголову разбиты. Неужели это правда?!

" серьезное, спокойное; но никто из солдат не побежит,-- за это я ручаюсь.

До свиданья, дорогая моя! Пишите по прежнему адресу, только сена ст. Унгены" не надо. Просто: В пол<евой> почт<амт> дун<айской> действ, армии. До свидания! Цалую вас и Женю.